От Рима до Анаэлиха

Я не один из тех, кого здесь называют «летописцами», я – странник, попавший в это удивительное место благодаря прихоти Богов и совпадению обстоятельств. Но, оказавшись столь далеко от дома, я должен сохранить хоть часть памяти о себе. Как знать, может быть, Легионы Рима будут и здесь через многие времена, и имперский орёл расправит свои крылья и здесь. Впрочем, я желаю, чтобы это место и дальше оставалось жемчужиной, нетронутой людским легкомыслием, хотя и тлеющей собственным пороком.
Итак, я решил оставить в этом малом скрипториуме память о себе, в виде свитка с собственным жизнеописанием до того, как я попал сюда, о моей дороге сюда, и даже о жизни Легионера вдали от Рима и его народа. Конечно, Я не надеюсь, что хоть кто-то заинтересуется столь скудным повествованием, изложенным к тому же языком, не представляющим никакой ценности, но глуп тот, кто оставляет сведения о себе на пергаменте, и ждёт, что его никто и никогда не прочтёт.

Трирема медленно рассекала волны, как ни старались гребцы, налёгшие на массивные весла. Усталость уже давала знать о себе. Они не спали всю ночь, и теперь, то тут, то там бездействовали их руки, даже, несмотря на плеть, которая гулко опускалась на изнеможенные плечи.
Напротив меня, на заботливо поставленном рабами паланкине, лежал триклинием Секст Децим, легат седьмого Легиона Рима. Несмотря на только что наступившее утро только разливало свои лучи по прихотливому бархату моря, он уже потягивал мерными глотками фалернское вино, отменно разбавленное уксусом. Боги ниспослали ему плохое настроение, он хмурился, не давая мне возможности, зачать разговор. К тому же его угнетало скорое приближение римской гавани, которое не сулило ничего хорошего. Но вдруг, он нервно вздрогнул, внимательно оглядел меня и всю палуба, и сказал, будто самому себе:
- Проклятое солнце, за что Боги смеются надо мной? – и уже опомнившись, обратился ко мне, - Может быть, выпьешь со мной, Август?
Пить мне не хотелось, но раз легат предложил, то надо было соглашаться, к тому же это была возможность хоть как-то разогнать подступавшую дремоту:
- Конечно, легат.
- Знаешь, - сказал он, - я думаю, что мы были отозваны неслучайно, Сенат готовиться вступить в новую войну. Может быть, с этими отбросами, теблиями. Только почему они приказали мне взять только две манипулы? Не понимаю!
- Может потому, что Карфаген ещё не раскрыл перед нами своих врат, достопочтимый Децим.
-Но тогда, зачем начинать новую войну необдуманно! – легат понял, что допускает слишком большую вольность в моём присутствии, и тут же добавил, - Сенату, конечно, лучше знать, что в интересах Рима, а что вне его устремлений.
На некоторое время наш разговор снова прервался. Видимо, он  жалел, что раскрыл мне свои чувства, и надо было придумать, как перевести разговор в другое русло. Впрочем, делать этого не пришлось, так как впереди показалась гавань. Легат встал, и извинился передо мной, ему ещё предстояло переодеться в лучшую тунику, так как вскоре он должен был отчитаться перед Сенатом. Я же остался один.

Пытаясь развлечься хоть чем-то, я стал вспоминать образы своей жены и детей. Но Боги послали мне только бесформенную пустоту. Я не чувствовал и никакой тревоги за них, ведь им ничто не могло угрожать в столице. Зато я легко представил своего патрона, которому предстояло вернуть все деньги, заимствованные мной. Правда, я ещё не получил часть добычи, но мне казалось, что он вникнет моим словам, тем более, если я явлюсь в дом этого негодяя с частью верных мне легионеров. Благо, он жил далеко от Форума, к тому же не пользовался расположением нынешнего эдила, так что это дело было почти безопасным.
А трирема, тем временем, уже готовилась зайти в доки. Даже меня поразило то, что время проходит в таких пустых рассуждениях очень быстро, как песок, который погубил столько наших лошадей под Карфагеном.
Секст Децим вышел уже готовым. Туника прекрасно сидела на его закалённом походами теле, Он не был патрицием, но сейчас, когда на нём был пурпур (неслыханная роскошь!) и запах мастик приветливо ласкал мой нос, я готов был признать, что этот муж был олицетворением Империи. Правда, коричневый загар несколько портил впечатление. Но как об этом мог думать я, чей род произошёл от беглого перса?

Я, легат, и второй центурион, который сопровождал его, имя которого было Евгений Китор, сошли на берег. О Киторе я не могу сказать ничего, так как он был малоразговорчив и почти не употреблял латыни, ибо принадлежал к тем наёмникам, которые продают своё отечество ради груды золотых монет. По-моему, его родиной был Тарентум, который совсем ещё недавно был захвачен нашими Легионами. Ничего удивительного в этом нет. Ни один народ, кроме римлян, не умеет хранить верность своей присяге.
Там нас уже ожидало несколько всадников эквистес, судя по всему, им надлежало сопроводить Децима в Сенат. Мы же были свободны до самого дня прибытия наших манипул, то есть до завтрашнего дня.
Меня всегда удивляло, что такой важный путь, как путь из гавани в город и обратно, ещё не осветил римский инженерный гений, и эта дорога так и оставалась грязным месивом, вытоптанным ещё рабами и всяким зверем. Но вот, мы вступили на твёрдое щебневое покрытие магистрали, и эти мысли оставили меня окончательно. День явно не задался. В воздухе, так же как утром висела тишина. Легат готовился к ответственной речи перед Сенатом, всадники были необычайно нелюдимы, а мой собрат центурион глупо улыбался итальянской природе. Издалека доносилась пьяная песня, содержание которой не отложилось в моей голове. Кажется, это была какая-то хвала Бахусу. Да, вот и пьяные дегульоны, полураздеты и к тому же просят милостыню. Чтобы расчистить нам путь, несколько всадников пустились вперёд. Удары плетьми возымели действие на просящих. Они трусливо прижались к обочине магистрали, не смея поднять голову, пока наши кони не проехали их.
- Проклятые латиняне, их надо было полностью вырезать, - сказал один из карателей, продолжив свою речь отборной бранью.

Я и другие промолчали. Не знаю, о чём думали они, но мне показалось, что такая мера воздействия слишком своевременна, ведь эти люди ни чем не помешали бы проехать нам. Утро постепенно переходило в полдень. Солнце стало печь ещё сильнее, некоторые накинули свои плащи, для того, чтобы защититься от иссушающего жара. Может быть, стоило пуститься галопом, но лошади и так уже были замылены, так что их пришлось сменить на ближайшей остановке. Там  же было приобретено несколько бурдюков с водой. Но уже скоро они были осушены. Слава Богам, что в этот момент показались стены Рима, потрясающие своим размером и толщиной

Ворота были открыты в мирное время, и мы без труда вошли в город. Рим встретил нас привычным шумом, но только не тем, который можно услышать в крупных восточных городах, а радостным гулом. Всюду ходили рабыни и люмпены, но по мере приближения к Форуму их становилось меньше, напротив того, благородные граждане спешили по своим делам. Лачуги также сменялись богатыми домами и даже дворцами патрициев, с их необыкновенно-смелыми переходами, анфиладами, и дорическим стилем ордера колонн. Бруттова арка была  пройдена с некоторым тревожным волнением, по крайней мере, для меня, ведь я давно не видел Капитолия, а Капитолийский холм уже открылся моему взору. Вот он –  будущий центр мира! Такие мысли посещали мой взволнованный разум. На самом Форуме было не так многолюдно, только какие-то клиенты внимательно ожидали, когда выйдут их патроны, прятавшиеся в Куриях из-за жары, чтобы доставить их на близлежащие виллы.
Там мы и разделились, каждый пошёл той дорогой, которая была дорога ему. Я имел целый день отдыха, впервые за долгие годы службы. Первоначально, я надеялся, было, отправится в одну из тех лавок, где можно купить хороший кинжал Востока, к которым  имею большую страсть. Но у меня  же не было ни одной сестерции, правда, несколько греческих драхм звенели в мешке. Но в Риме не принимают драхм! Да и их было явно мало. Поэтому мне нехотя пришлось плестись домой. А дом мой находился на Юге города, это предвещало лишь ещё некоторое время в дороге

Когда я оказался перед входом в своё жилище и спешился. Мне навстречу вышла рабыня, внимательно рассматривая моё лицо. Видимо, она не сразу узнала меня, из-за моего долгого отсутствия. Однако её удивление достаточно быстро сменилось почтительной улыбкой и желанием угодить:
- Господин! Хвала Богам, Вы вернулись! – заметив, что я смотрю на неё, не мигая, она попыталась угодить мне ещё больше, - Вы, верно, хотите есть?
- Нет, я уже перекусил в дороге. Где моя жена, Талия?
Испуг отразился в её глазах, она хотела что-то сказать, но всё ограничилось лишь:
- Я не знаю, куда ушла госпожа Октавия, господин. Мне она ничего не сказала.
- Врёшь! Ты всё знаешь, но выгораживаешь её! – я-то точно знал, чем занималась моя жена в это время. Молчание было ответом на мои слова. Я злобно посмотрел на попавшуюся под руку рабыню, но пошёл мимо, так как хотел увидеть родной очаг. При входе меня встретил малыш, с большими чёрными, совсем неримскими глазами, и смуглой кожей, которая всегда выдавала происхождение нашего рода. Он смотрел на меня, а я смотрел на него некоторое время. Он почему-то заплакал и убежал, а я подумал: «Из него вырастет хороший Легионер Рима!». И направился в следующую комнату, где обычно происходила трапеза. На столе всё ещё стояли миски, рабыня поленилась убрать их вовремя, но здесь стоял столь необходимый сейчас полумрак.
Тут только мною и было замечено, что я до сих пор нахожусь в полном центурионском снаряжении, и даже дорожный плащ всё ещё составляет элемент моей одежды. Да, и спать не хотелось, хотя и чувствовалось лёгкое недомогание. Поразмыслив немного, я встал, и, пройдя весь дом, поперёк снова вернулся, но уже с тугим кошелем денег. Через мгновения, я удалялся в сторону Атропантина. Но что я делал там остаток дня, и целую ночь, я, пожалуй, упущу. Так как это не представляет интереса для столь образованной и благородной публики.

На следующее утро я прибыл на Марсовое поле, где уже должна была ожидать моя манипула. К моему неудовлетворению, Китор был здесь раньше меня. Обменявшись холодным приветствием, мы снова стали сторониться друг друга. Благо, теперь было чем заняться. Моя манипула прибыла в составе 120 человек, у каждого гастата было по два пилума, одному гладиусу и щиту, шлему. Всё было начищено до блеска. К моей большой радости, мой соперник не досчитался сразу двоих своих солдат. Сыпля на греческом и арамейском проклятия, он грозил им Богами, но теперь это было уже тщетно. Может быть, они и не были дезертирами, может быть, их убили в пьяной драке, или случилось что-нибудь ещё, но это было совершенно неважно. Главным был сам факт.
Я написал несколько слов для моей жизни и велел легионеру отнести этот свиток. Вот его содержание:
« Октавия,
Мне жаль, моя уважаемая жена, что я не смог повидать Вас вчера, хотя это и было следствием нашей обоюдной вины. Я видел нашего сына, из него будет толк, при правильном воспитании. Мне жаль, но более с вами я пока остаться не могу, моё появление здесь, в Риме, связано лишь с необходимостью. Молитесь Юноне и Юпитеру, матрона, чтобы я снова вернулся домой. Да, кстати, не заставляйте Талию лгать, это не слишком хорошо для цвета её лица.
                                                                            Август Некзе».
Думаю, его содержание вполне удовлетворило её. В это время на поле показался сам легат, в сопровождении целой манипулы эквистес. Похоже, это были все, с кем мы должны были выступить. Признаться, удивление и нерешительность охватили, завладели мною, и я малодушно стал думать о том, что это всего лишь арьергард. Китор смело направился к Дециму. Мой поступок был равнозначен его. Нам даже не пришлось задавать Легату никаких вопросов, он ответил на всё сам:
- Сейчас мы выступим именно так. Остальные присоединяться к нам в провинции, уже тогда мы прибудем к основной армии. Срок – неделя. Выступаем через час.

Думаю, его содержание вполне удовлетворило её. В это время на поле показался сам легат, в сопровождении целой манипулы эквистес. Похоже, это были все, с кем мы должны были выступить. Признаться, удивление и нерешительность охватили, завладели мною, и я малодушно стал думать о том, что это всего лишь арьергард. Китор смело направился к Дециму. Мой поступок был равнозначен его. Нам даже не пришлось задавать Легату никаких вопросов, он ответил на всё сам:
- Сейчас мы выступим именно так. Остальные присоединяться к нам в провинции, уже тогда мы прибудем к основной армии. Срок – неделя. Выступаем через час.
Исчерпывающий ответ. Ещё один час, и снова наступит сладкая бодрость жизни легионера. Хотя предстоящую неделю всё ещё можно читать продолжением неожиданных каникул. И, несмотря на нестерпимую жару, она не так надоедает, как извергающееся пламя тартара в Африке.
Посланный мною легионер вернулся как раз к тому моменту. Когда наш неоформленный легион должен был двинуться в свой путь. За два дня мы должны были дойти до Арретиума, но мне почему-то казалось, что это вполне возможно сделать за один день, если только идти быстрым походным маршем. Но мы пошли средним шагом, видимо, было необходимо экономить силы солдат.
Наш исход из Рима совсем не был похож на те ощущения, которые посетили меня при въезде в него. Меня посещало смутное чувство, что я уже более не увижу его мрамора и грязи, его роскоши и нищеты. И хотя я старался не думать об этом, но мысленно всё равно прощался с узкими и широкими улицами, во имя которых сражались наши предки. Вспомнилось мне и смуглое лицо малыша с чёрными глазами, который так забавно испугался меня. Всё это словно уже было в прошлой жизни, а сейчас наступала новая, страшная и незнакомая. Она вставала пропастью перед хрупким телом одного человека, и готовилась поглотить его без остатка.

- Рассуждения, не дело легионера Империи! – такая мысль посетила меня так же неожиданно, сколь и первые мысли. Центурион внутри меня проснулся, и крикнул солдатам, даже грубо, чтобы они чеканили свой шаг лучше.

В переходах нечего особенно описывать, кроме природы. Но в этот раз нашу дорогу сопровождал дождь, что бывает редко в это время в Италии, так что дорога получилась необыкновенно хмурой. Будто сам Юпитер пытался предупредить нас о грядущей буре. Но солдатам было весело. Они вспоминали свои африканские похождения, присовокупляя к ним невиданные небылицы. Но среди них не было такого рассказчика, который по-настоящему мог бы увлечь за собой, так что они скоро надоедали, и оставляли только осадок равнодушия, а не приятные впечатления.
Оказалось, что я забыл взять с собой вино, вода не могла скрасить моего существования. Но и просить мне его не хотелось. Солдаты пили церцейское, Китор пил какое-то греческое, а центуриона всадников эквистес я не знал. Поэтому пришлось скрашивать своё существование упражнениями в риторическом искусстве. Однако в отсутствии хорошего соперника, оно не приносило радости. Поручения Сената не всегда доставляют удовольствие.
Лиги постепенно перерастали в стадии, стадии казались бесконечными. Но чем дальше мы шли, тем бодрее шагал каждый легионер, символизируя собой как бы мощь Рима, который велик, пока каждый его житель существует только Его идеей. Так продолжалось наше путешествие через латифундии богатых патрициев, виноградники и просто поля.
Как и предполагалось к концу дня мы в Арретиум не попали, предстояло встать на ночлег прямо у магистрали, чтобы продолжить своё движение на рассвете. Несмотря на то, что территория была как нельзя более знакома нам, посты всё-таки были выставлены, так как в это время прошло очередное недовольство рабов, и теперь они скрывались где-то здесь. Но ночь прошла на удивление спокойно, их число было гораздо менее нашего, так что они не решились напасть. Я же использовал это время для того, чтобы познакомиться с центурионом, прикреплённым к нашему легиону.

Предстояло найти надлежащий повод. Скоро он обнаружился. Но мне опять ничего не пришлось делать. Он подошёл ко мне сам, и несколько высокомерно спросил, не мог ли я служить с ним ранее. Мне было совершенно очевидно, что и он искал сближения с кем-то, поэтому и выбрал такой предлог. Конечно, ответ был отрицательным. Тогда мы  представились друг другу.
Это был истинный римлянин, с благородными чертами лицами, высоким ростом и крепким телосложением. Было видно, что он хорошо владеет красноречием, так как центурион старался выражать свои мысли языком аристократов. Я не ошибся. По происхождению он был всадник, и по убеждениям принадлежал к партии оптиматов. Судя по всему, эпикурейство ближе прониклось к его сердцу, нежели стоицизм. Но его понять я мог. Очень трудно быть стоиком каждую минуту своей жизни.
Имя этого человека было Марк Плениус. Он также рассказал, о том, что служит всего третий год, но благодаря покровительству стал уже центурионом благородных эквистес. До этого он обучался риторике и стихосложению у некоего Ореста. О семейном положении мне не было сообщено, хотя я не особо стремился что-то узнать об этом.
Всюду разожгли костры. Легионерам было позволено выпить только по одной чарке церцейского, и они нехотя отправлялись ко сну. Ночь была тихая, но не лунная, облака, мешавшие нам утром, всё ещё оставались неподвижными и молчаливыми свидетелям нашего передвижения. Через некоторое время залаяла какая-то собака, но её почти не было слышно. Мы же, с моим вновь приобретённым другом, неспешно отпивали большими глотками фалернское, разбавленное уксусом заботливой рукой виночерпия. Мною был заведён достаточно смелый диспут о том, нужна ли Риму монархия, или же демократия Республики, должна была стать путеводной звездой его жизни. В конце концов, согласились на том, что Царь нам будет нужен только тогда, когда нависнет угроза над республикой. После дискуссии, он попрощался со мной. Было поздно, и тело требовало отдыха. Я же остался, чтобы провести это время в молчании. Потом я пошёл к своей манипуле, и, не доходя до своего шатра, лёг прямо так, среди солдат, укрывшись плащом.

Ночью мне снился страшный сон. Я попал на пир к Богам, и они разговаривали со мной как с равным. Сам Юпитер подливал мне терпкое и божественное вино, а Венера заботливо подкладывала амброзии в мою золотую лоханку.
Была очень весело, танцовщицы- нимфы ублажали взгляд, а чудесная музыка, шедшая от кифары Орфея, слух. Наконец, все насытились, и сам Марс пригласил всех поучаствовать в соревновании с ним всех богов. Это было состязание лучников, мишенью выбрали маленькую точку внизу. Я, как гость, тоже принял в нём участие.
Марс стрелял первым, он натянул тетиву и пустил стрелу, она прошла сквозь воздух, и каждый увидел, что она поразила цель. Тогда к рубежу направились остальные боги, и чем больше стрел было выпущено, тем мрачнее становился Олимп, и вот уже гроза встала над ним, и ветер пронизывал его, гора трещала. Исчезли и стол, и нимфы, и Орфей, но Боги всё равно беззаботно смеялись, и только мне было страшно.
Пришла моя очередь. И я взял этот лук, и я выпустил стрелу, и когда она уже летела, я увидел, куда мы целимся, это был Рим. Всюду установилось молчание, но смех продолжался всё равно. Паника завладела мной. И тогда только она пронзила эту маленькую точку, которая вдруг необычайно расширилась, и грозно загремела, когда и моя стрела поразило её в сердце, и тучи сгустились ещё больше. Богов охватило безумное чувство, они стали бегать вокруг меня, и провозглашать новым их Царём, но тут, то что было внизу извергло потоки лавы, и они устремились вверх, неся с собой смерть и разрушение всему, что встретилось на их пути. Он поднималась всё выше, но бессмертные не замечали этого, они слишком были увлечены моей неожиданной победой, пока и их не стало поглощать это пламя!
Я судорожно раскрыл веки, мне потребовалось некоторое время, чтобы отдышаться. Как не доставало сейчас хотя бы гаруспика, хотя чем бы он мог помочь в толковании снов? Может быть, создатели мира испытывали меня?
Впрочем, мне быстро удалось взять себя в руки. Это был только кошмар, надеюсь, что это был только кошмар.

Наша дорога до Арретиума, а затем до Медиоланума представляет собой ещё менее интереса. Никаких приключений с нами не произошло, кроме пополнения нашего Легиона новыми вспомогательными войсками и наёмниками из самнитов и галлов. Оказалось, что мы должны были уничтожить племя теблиев, которые контролировали подступы к Иллирии, несмотря на своё галльское происхождение. Это тем более было удивительно, что иллирийцы ненавидели галлов даже больше римлян. Но для Рима это был хороший шанс получить доступ в Иллирию, тем самым, получив возможность в дальнейшем захватить и её.
Всё сводилось к простой формуле. Необходимо было только выгнать зарвавшихся галлов из их леса, и развесить по дороге на крестах. Учитывая их предположительную малочисленность и несостоятельность этих жалких мужчин, как воинов, дело это выглядело, несомненно, лёгким. К тому же, Сенат направил сразу три Легиона для противодействия им. Кроме того, нами руководил сам консул – Друз Попилий. Ну, тот факт, что это была первая его военная кампания, заставлял немного озаботиться. Но великолепная сила римского Легиона не оставляла сомнений в нашей победе. Ведь не мог же какой-то вождь теблиев Антагарикс, сравниться с Ганнибалом!
Вечером состоялся военный совет, на котором была разработана концепция ведения дальнейших действий. Один Легион должен был отправиться прямо в Теблийский Лес и встать там укреплённым лагерем, через три дня должны были выступать остальные два. Но от этого предполагалось выдвинуть ещё три манипулы, для разведки на предмет обнаружения сил противника, они должны были перейти к лагерю и присоединиться к нему.
По странному стечению обстоятельств эта миссия выпала на плечи Китора, Плениуса и меня. Какой философ теперь может доказать, что не Боги определяют судьбу?

Каждый из нас принял это известие с должной стойкостью и даже легкомыслием. По древнему обычаю, мы бросили жребий. Хвала Фортуне, мне выпала последняя очередь. Первым шёл Плениус. Вторым соответственно шёл Евгений Китор.
Эти два дня стали для меня по истине трудными. Мало того, что я оказался совершенно одиноким на короткое время, но и большой эпикурейский соблазн одолевал мной. Всё-таки вино и  женщины страшная сила, чтобы не говорили по этому поводу!
В тот день, когда я должен был вести свою манипулу через лес, природа сошла с ума, низвергая, потоки воды на наши бедные головы. Легионеры восприняли это как недобрый знак. Нам пришлось ждать до полудня. Неожиданно наступило лёгкое затишье и стало проглядывать солнце, по которому все изрядно соскучились, так как вся наша дорога оказалась облачной.
Построившись в колонну по три человека, манипула ожидала моих дальнейших приказаний. Я вышел вперёд и скомандовал, чтобы все следовали за мной. Они послушно следовали за мной, стараясь синхронно поднимать ноги, с надетыми на них сандалиями. Мне почему-то снова вспомнились те самые мысли, о мощи и величие Рима.
Кажется, мы прошли двадцать лиг. Хотя здесь я целенаправленно ввожу Вас в заблуждение, если считать по прямой, то пройденное нами расстояние составляло не более десяти лиг, но из-за незнания местности постоянно приходилось искать окольные пути, нарушать строй, и сколь бы препятствий мы не встретилось нам на пути, впереди их было ещё больше.
Прошло много времени, прежде чем мы вышли на небольшую поляну. Как мне показалось, это было хорошее место для отдыха, поэтому мой приказ состоял в том, что объявлялся отдых. Как нельзя более вовремя протекавший здесь ручей внушал оптимизм, и никто не отказался наполнить водой уже порядком, опустошённые бурдюки.
Вдруг я услышал какой-то шум, он приближался к нам из леса, охватывая со всех сторон. Он был похож на рык нумидийских львов, которые покончили с жизнью стольких моих легионеров. Со всех сторон на открытое пространство вывалили варвары, в их меховых одеждах, с раскрашенными краской лицах, кое-кто из них был и в масках диких животных, одеваемых для устрашения. Я с удивлением заметил, что среди них были и воины бастарне, о которых ходили легенды.
Ряды наших противников расступились, и вперёд, на породистом римском коне, видимо, украденном этими животными, вышел предводитель этого отвратного скопища. Конечно, я видел огромных варваров и раньше, но этот был велик по-настоящему. Рядом с ним находился пеший человек в римском кожаном панцире. Присмотревшись, я понял, что это Плениус. Он направился ко мне, всем своим видом показывая, что вреда не принесёт. Мы поравнялись, Он посмотрел на меня испытующим взглядом и сказал:
- Аве, центурион Некзе!- его явно не смутило, что я ничего не ответил, он продолжал, - Я пришёл, чтобы предложить тебе сдаться. Посмотри, ты окружён вместе со своими людьми, но можешь сохранить им жизнь, если конечно говорить захочешь.
Я посмотрел на него с ненавистью, но должен был сказать что-то:
- А что Вы сделали с манипулой Китора?
Он указал на своего нового вождя, на лошади которого висело несколько голов, в одной из них я узнал недавно живого грека.
- То же будет и с вами, если ты и дальше будешь играть в эту игру, - бывший слуга Рима выждал минуту, - ещё мгновение, и я уйду. Настало время сделать вывод.

- Тогда я скажу следующее: римляне никогда не предадут Рим. Это же можешь передать своему хозяину.
Мой бывший друг улыбнулся, услышав мою прокламацию:
- Пусть Боги будут с тобой в этой битве, Некзе!
И галопом вернулся в стан своих врагов.
Я же стал строить вверенную мне манипулу, полный решимость победить или умереть. Враги были со всех сторон, так что наилучшим вариантом построения был квадрат, который позволил бы защищаться со всех имеющихся подступов, но он был менее маневренным. На перестроение понадобилось совсем немного времени, варвары давали нам шанс. Классическая и грубая насмешка.
Их атака началась по звуку горна. Сотни устремились вперёд, чтобы разрушить одну манипулу. Жаль, что большая часть моих проверенных легионеров погибла под стенами Карфагена, эти гастаты потратили по два пилума, но всё еще не могли поразить ни единого врага. И вот, они уже стояли перед нашими огромными щитами, и вгрызались своими топорами и мечами, пытаясь прорвать плотно сомкнувшиеся ряды. Мы не могли стоять так вечно, мы не могли только защищаться, но когда они открывались, варвары накидывались на каждого, как муравьи, которые пытаются разодрать майского жука.
Я не могу обвинить никого из тех, кто лёг в Теблийском лесу в трусости, все они были героями. Они погибли за Рим, за великую идею мирового господства. Но, честно говоря, я понимаю, что им не нужна была эта война, как и любая другая война не угрожающая Вечному городу. Мы гибли там только потому, что так приказал Сенат. Пусть же Боги оценят их доблесть в Гадес

Наконец, строй манипулы был разрушен во многих местах, казавшаяся надёжной защитой стала ловушкой. Я был один, но варвары не спешили трогать меня. Они ждали, когда мою участь решит их вождь. Я же был раздавлен и унижен, мне казалось, что меня отпустят, и всю жизнь мне придётся жить с этим.
Антагарикс, а это был он, решил примерно так, но он поступил изощрённо. Практически так, как это могло бы быть у меня на родине.
Он хорошо говорил на латыни, но со свойственным его народу акцентом, который коверкал этот благородный язык:
- А, человек вшивого города, ты теперь в моей власти! Но если ты бросишься на колени, как твой друг, мы тебя пощадим!
- Никогда. Я не буду чужим рабом.
- Тогда вот что, ты и он будете драться, прямо сейчас. Если победишь, я дам тебе шанс скрыться в указанном мной направлении, и не буду преследовать тебя один день.
- А если победит он?
- Тогда ты отправишься в свой ад, всё просто!
Теблии, слышавшие этот разговор, засмеялись, хотя я так и не понял, что же тут было смешного. Кажется, варварского юмора не понял и мой будущий соперник. Его лицо искажала гримаса испуга, я увидел его в качестве слабого человека, который ни разу за всю битву не обнажил своего гладиуса. И теперь, ему можно было бы успокоиться, если бы не дело, в которое его втянула судьба.
Площадка под нашу битву была расчищена. Оружие – гладиус в руке у каждого, никаких щитов или шлемов, только панцирь.
Первым на меня бросился он, широко размахивая, пытаясь испугать меня неожиданным наскоком. Расчёт оказался верным наполовину, я только отпрыгнул, и, выждав момент поптыался нанести ответный удар. Но наши мечи схлестнулись огнём, и отбросили друг друга в сторону. Тогда он ударил меня ногой, я находился в менее выгодном положении, и неудачно упал. Но и он не смог воспользоваться плодами своей победы, так как во время удара левая рука, державшая его гладиус, по непонятной для меня причине разжалась, и он оказался слишком далеко. Мой же, так и оставался при мне.
Пока я вставал, мой соперник уже подобрал своё оружие, и с новой неистовой силой бросился, но это была не храбрость, а отчаяние. Я закрылся, как мог – рукой. В воздухе раздался хруст поломанной кости, и я увидел, как она отлетает куда-то прочь, но боли я не почувствовал. Противник был удивлен такому повороту и остановился в нерешительности, не зная, победил он, или же стоило продолжить. К счастью, Боги не послали мне боли сразу, так что я воспользовался этим, и нанёс ему решительный удар, опустив свой гладиус на его череп словно топор.

Его тело безвольно подалось, и упало к моим ногам почти сразу, хотя ещё некоторое время оно издавало предсмертные звуки. Рядом упал я, бессильно катаясь от пришедшей остро-тупой боли, мой первоначальный шок прошёл. Но долго так продолжаться не могло. Я вспомнил об условии моего договора  с грязными галлами, и побежал, стараясь не обращать внимания на мерзкое чувство, пронизывающее меня с головы до пят.  Как хотелось мне вернуться назад и заставить их отплатить за моё нынешнее унижение, за павших в бою легионеров, даже за предательство Плениуса. Но животные инстинкты гнали меня, как дикого зверя, убегающего от хищника зверя, забредшего на чужую землю.
Сочившаяся кровь и несмолкающее болевое чувство гнали меня неосознанно. Я не чувствовал дороги, бежал сквозь кустарники, чащи, когда падал, вставал, снова падал, и опять поднимался. Мне казалось, что преследователи идут за мной, я отчётливо слышал цокот копыт и голоса. Так продолжалось, пока силы совершенно не оставили меня, и рухнул, разразившись рыданием. Безумие охватывало меня, но его сменило молчание сна.

Сквозь сумрак забвенья, прямо к моему внутреннему слуху крались тихие звуки чужого баса. Или нескольких? Только язык не был знаком мне, но непохоже было, что он несёт какую-то угрозу моей жизни. Я попробовал открыть глаза. Не получилось. Силы возвращались слишком медленно. Рука более не тревожила меня, может быть, я умер, и теперь меня несут рабы, для того, чтобы посадить в лодку к Харону, для моей переправы через Стикс?
Нет, не думаю, что в мрачных подземельях ведущих в тартар такой свежий воздух. Значит, я жив, меня нашли иллирйцы. Тогда они выдадут меня теблиям.
И мои мучения быстро закончатся.
Веки разлепились с большим трудом. Я увидел всё тот же лес, всё тоже солнце глупо светило на меня. Меня несли на странном паланкине, выполненном из какой-то невиданной мной ткани, она отличалась очень тонкой выделкой. Я огляделся вокруг. Оказалось, что несут меня странные бородатые люди, к тому же небольшого роста, одетые не в грубые кожи, как варвары, но в ладно скроенные и просторные одежды серого цвета, на головах их были шлемы, по варварскому примеру, защищавшие не только голову, но и переносицу. Правда, рогов у них не было, а был любопытнейший орнамент, который хорошо бы пошёл на фасад оной из базилик. Меня охватило небольшое расстройство, что Боги не послали мне таланта изображения, так как словами его передать трудно.

Они тоже заметили, что я уже пришёл в себя, и один из них подошёл ко мне. Он сказал что-то на своём языке, который был достаточно груб, но и достаточно эстетичен. Я ничего не понял. Тогда мне захотелось привстать, но оказалось, что я привязан к своим неожиданным носилкам так, что невозможно было и пошевелиться. Мой неожиданный благодетель жестами объяснил, чтобы я не предпринимал более никаких усилий. И я последовал этому дружескому пожеланию, тем более что сильно хотелось спать.
Когда я проснулся уже во второй раз, я лежал уже на войлочной подстилке, также искусно выполненной. Мне хотелось посмотреть, что стало с моею левою рукою. Увы, это был не сон, у меня теперь не было ничего от самого запястья. Теперь я могу говорить об этом спокойно, но тогда я хотел кричать. Был и положительный эффект, рана неожиданно заросла, и я не нашёл никаких признаков гангрены.
У меня было достаточно минут, чтобы осмотреть жилище, в которое я попал. Оно было обставлено небогато по римским меркам. Но всё было из гранита, Ии кое-где проглядывала тонкая работа мастера. В комнату вошла женщина, вернее, я догадался, что это женщина. Она была такого же роста, как и те, кто подобрал меня, черты лица были столь же грубыми.
Увидев, что я в сознании, она поспешно выбежала. И скоро в комнату вошёл тот самый человек, что объяснялся со мной жестами. И опять он пользовался ими, правда, неуклюже попытавшись представиться, он поднял руку и сказал, смотря прямо мне в глаза:
- Басгор, - он ударил себя по груди, - Басгор!
Я понял, это было его имя, теперь он, верно, хотел узнать моё:
- Август Некзе, - сказал я, тоже ударив себя по груди.
Он беззаботно рассмеялся. Я, на всякий случай, сделал тоже самое.
На этом наш разговор не закончился, но его легче передать не словами. А воспоминаниями, отложившимися в моей голове.
Народ, который подобрал меня, представляет, несомненно, большую ценность для изучения, так как он достиг многого. Они сами называют себя «узкхары», но мне более нравиться «gnomus», или гномы. Я встречал таких, будучи находящимся, здесь, но то ли они принадлежат к другой ветви их культуры, то ли забыли о своих корнях, но на смеси животного языка и благородных слов никто из них не говорит. Те же жили по своим традициям и обычаям, которые непохожи ни на что виденное мною ранее. Может. Я посвящу этому свой отдельный трактат, так как собранные материалы представляют настолько большой интерес для логиков, что он просто не может быть сокрыт завесой скрытности. Пока же я ограничусь самыми поверхностными сведениями/
Оказалось, что народ этот немногочислен, и он уже перешёл зенит своей славы. Мне показывали грандиозные сооружения, с которыми может сравниться лишь пирамида близ Мемфиса, а также тронный зал за водопадом, он заслуживает отдельного описания.

Скала, с которой струится обширной полосой поток, достаточно велика в ширину, и просто огромна в высоту. В ней выдолблено искусственное углубление, вдоль всего слоя порода, поддерживаемая даже не колоннами, а огромными статуями предков гномов, они больше статуи Зевса в Олимпии. Многие из них изображены в моменте мышления, некоторые держат огромные боевые топоры. Когда входишь в это место, где всё настолько гладко отёсано, что будто сами боги занимались этой работой, охватывает благоговение. Впрочем, они не смогли рассказать мне ничего конкретного о способах подобного строительства. Я расстроился, ведь это могло бы пригодиться к Риму, о котором, кстати, им ничего не было неизвестно, они также не смогли показать своих знаний о теблиях, иллирийцах, тевтонах и даках.
Но за всем этим я забыл об удивительном искусственном гроте, который именуют «тронным залом». На мой вопрос о том, где же всё-таки трон, мне указали на громадное и грубое, по сравнению с самим местом, сидение из гранита. Я смутился, таких огромных гномов мне видеть не доводилось, и они, поняв моё смущение, стали указывать на стены, расписанные странными иероглифами и искусными фресками. Там был изображён исполин, как две капли похожий на представителей этого небольшого народа. Из всего этого, мною был сделан закономерный вывод о том, что это их Прародитель, и они почитают его как Бога.
Грот был в запустении, всюду лежали груды обвалившегося мусора, но он всё равно ещё сохранил отпечаток величия.
Но в самой деревне, куда я был подселён против воли ничего столь интересного
не было. Дома были выполнены из дерева незнакомой мне породы. Хотя кое-какое знание перспективы и инженерного искусства присутствовало и здесь. Гномы промышляли охотой и рыбной ловлей, хотя я знаю, что они вели также и разработки каких-то ископаемых, что вдвойне удивило меня, так как ни золото, ни алмазы не ценились у них. Они подчинялись вождю, но за всё время я так и не увидел его, из разговоров было ясно, что он болен некоей хворью. Главным развлечением вечера были попойки и драки после них, когда каждый считал своим долгом избить встретившегося ему на пути. Под горячую руку чуть было не попался и я. Но эта история закончилась совершенно не примечательно, так что о ней как-нибудь в другой раз. Место, в котором каждый мог налить себе отвратительного пьянящего варева, называлось «Кругом бардов».
К сожалению, мне не удалось найти никаких святилищ их Богов, только несколько деревянных истуканов на близлежащем косогоре.
В тоже время, гномы были совершенно необыкновенными кузнецами. О степени кузнечного искусства в их стране, можно судить хотя бы по тому факту, что они сделали мне изумительный стальной протез вместо отрубленной руки. Он настолько ладно отлажен, что я свободно пишу на этом тонко пергаменте сейчас, и тонкая кисточка, которую я взял не создаёт мне никаких затруднений. Правда, несмотря на мои протесты, они исписали его каким-то своим письмом, но теперь я понимаю, что моя рука работает именно благодаря ему. Кроме того, мне показывали прекрасно сделанные клинки, топоры и изделия быта, такие как кубки и зеркала из серебра. Это тоже произвело на меня впечатление, ведь я не видел, чтобы хоть то-то пользовался ими в обиходе. Жаль, что они ни за что не согласились раскрыть свои секреты, их можно было бы использовать на благо Империи.

Однако жизнью там я насытился довольно быстро. Скоро я изучил все местные ландшафты, до которых мне разрешали доходить. Нет, я не был пленником, ко мне относились достаточно хорошо. Но в тоже время целыми днями я не делал ничего. Еду и питьё обеспечивали те, у кого я жил. Никакой письменной литературы тут не было, а те странные и длинные песни, рассказывавшиеся в круге, ни о чём не говорили мне, впрочем, так же как и им. Так как они давно забыли о своём древнем языке. Такое положение для меня, как для римлянина, означало рабство, и даже хуже чем рабство. Поэтому мною было решено бежать.
Плана у меня не было, да он был и не нужен, Ночью я собрал всё, что было в моём распоряжении, и покинул жилище через широкое окно (не понимаю, как при такой относительной холодности климата, они спят с совершенно открытыми окнами). Везде поднималась на стражу собственного спокойствия тьма, только около круга ещё стремительно играли языки пламени и орали во всю глотку песни. Я был совершенно свободен. Но этой свободой ещё надо было распорядиться. Тут только пожалел я, что гномы не знали лошадей и не пользовались ничем подобным. Мои сандалии уже порядком сносились, и нечего было, и мечтать об очередном долгом переходе в них. Но от замышленного не отступают. С наступлением рассвета я был уже далеко. Благо, никто и не пробовал вернуть меня назад.

Начались мои бесцельные скитания по этой прекрасной стране. Я, как, оказалось, забыл захватить с собой хоть какое-нибудь оружие, и из возможного охотника, снова быстро стал дичью. Дни потянулись ещё медленнее, чем в моём «заточении». Я стал уже жалеть о собственной импульсивности, и со всей силой сердца хотел вернуться назад. Но уже не знал дороги, который я попал в эти дебри, так что оставалось уповать на милость Богов. Они же с помощью не спешили
Можете представить мою радость, когда я случайно набрёл на вымощенную дорогу! О, как я упал на колени и благодарил небо за посланное мне спасение. Правда, оставалось решить, в какую сторону по ней идти. Тогда я попытался вспомнить столь необходимую мне примету, но оказалось, что на подобный случай их просто не существует. Тогда я положился на Фортуну, моля Марса не оставлять преданного ему воина.

И, хвала Богам, я не ошибся. Уже очень скоро я встал перед самым Храмом Рыси. Конечно, Я не знал что это храм, он не был похож на святилища Рима. Но я мог надеяться, что в таком богато убранном здании есть хоть кто-нибудь, у кого найдётся немного пищи и воды для странника. В Храме, как ни странно, никого не было. Первое, что я сделал, это взглянул на себя в пластину, показывающую изображение стоящего напротив неё предмета (зеркало). Меня удивило, что ныне я стал похож более на карфагенянина, чем на римлянина. Чёрные густые волосы держались плотной копной, лицо оказалось чёрно-смуглым, играя в тон и без того чёрным глазам. К тому же, лицо украшали восточные усы и борода, к добавлению ещё и чёрные брови, делавшие меня постоянно хмурым. Такая разительная перемена ударило гладиусом по моему сознанию, но отскочила, как отскочила бы от камня. Я только улыбнулся, так как это шло на пользу моей внешности.
Я увидел воду и жадно прикоснулся к ней иссушенными губами, стараясь поглотить весь бесконечный океан одним глотком. Когда моя жажда умерла, испуская отчаянные хрипы, я отправился на исследование сакрального места, удивляясь его беззащитности. Меня посетило множество различных соображений, в том числе и об архиструме местных колонн.
Но более всего я заинтересовался алтарём, который вырос словно случайно, так как я старался смотреть по сторонам, нежели прямо. Я, конечно, за свою долгую жизнь видел множество прекрасных алтарей, и могу сказать, что нигде лучше, чем в Риме таковых нет, но этот очень близко подобрался, если не стоял с ними в одном ряду. Более подробно о моих действиях во время пребывания в Храме читайте составляемую лучшими из его членов летопись, в которую и я внёс несколько слов.

Вступив в Храм и получив всё необходимое для продолжения своего путешествия, я собирался разузнать о стране. В которой теперь нахожусь. Оказалось, что данное место называют никак иначе как Земли Героев. Но если честно, мне гораздо более импонирует придуманное местным жителем, некромантом-поэтом Dassenfeg, название «Анаэлих». Во-первых, оно звучит, на мой взгляд, несколько более эстетично. А, во-вторых, они гораздо более нравится мне своими «греческим» происхождением, то есть я имею в виду, что оно звучит столь же гармонично как язык эллинов (хотя с латынью ему не сравниться). Поэтому в своём дальнейшем повествовании я буду употреблять именно это название.
Итак, Мне посоветовали посетить место, где обычно собирается благородное «рыцарство». Я прибегнул к этому сразу же, как только представилась возможность. Признаться, в дороге я сомневался, что это представляет собой хоть что-то достойное, но в большей степени ошибся, нежели оказался прав.
Передо мной предстала правильная площадь, замощенная большими кусками мрамора, впрочем, изображения на них не были столь изящными, но отличались огромной степенью красоты и благомыслия. Я мысленно окрестил это место «форумом», так как мне очень хотелось проводить такие параллели. Кроме того, мною было отмечено наличие различных и совершенно необходимых Комиций, в которых совершилась самые разные действия. Здесь, в том числе были, квартал Торговца, Комиция Портала(?), Комиция Рыцаря, Комиция Закрытых для обсуждения в Куриях дел, и прочие.
Наибольшую важность представляли собой Комиции посвящённые деятельности Рыцарей Круглого Стола. Первоначально, я решил, что это местный Сенат (и его действительно можно назвать собранием «царей), но на самом деле он представляет собой только Народную Ассамблею, а его члены – народные трибуны. Хотя я вынужден заметить, что и жители подтвердили моё первоначальное мнение, видимо, не слишком уверенно разбираясь в римских учреждениях, хотя к моей большой радости о Риме тут слышали, и даже были удивлены моим появлением из его пределов.

Основную же власть составлял Магистрат, он-то и был истинным Сенатом, хотя здесь это было равнозначно аристотелевским Палатам Членов Совета. Их относительно немного, как и Трибунов и они исполняют свою волю через законы принятые Ассамблеей и иногда идут на конфронтацию с ними, руководствуясь выгодами общественного блага. Так, например, местным претором является Магистр Logan Warbringer, цензором – Магистр banan, хотя их функции периодически берут на себя и другие. Управляет всем пожизненный консул, или даже диктатор – Верховный Магистр Gorbik.
Жители очень горделивы и обладают большим благородством. Плебеев тут нет, только всадники (безземельные) или же патриции (рыцари и т.д.) Они обладают рабами, даже если у них нет больших латифундий – феодов. Анаэлихам (такое название я выбрал для этого народа), свойственно гордиться своей собственностью. У многих есть таинственные магические амулеты и шахты полезных ископаемых. Основной источник дохода – война на благо Анаэлиха и ради забавы, так несколько рыцарей бросают друг другу вызовы, или же устраиваются целые турниры, когда терзаются и обескровливаются целые маленькие области, лежащие на его границе. Вообще же, эта Земля огромна и плодородна. Есть те, кто занимается литературой, есть торговцы кузнечными изделиями, некоторые наживаются на ставках, сделанных на битву между двумя рыцарями. Тогда они выступают в роли случайных бестиариев и мирмилло. Кое-то создаёт карты ещё неизученных районов, которые очень дорого ценятся магистратом и жителями.
Но более всех анаэлихам дорого место, именуемое «Барной стойкой», несмотря на то, что в моё первое появление, никто не захотел и приветствовать меня, я стерпел такое унижение, и, выждав некоторое время, вернулся вновь. Теперь меня приняли с большей радушностью

Конечно, первое, что я сделал, это заказал вина у человека без имени, которого все называют «бармен». Я попросил у него фалернского, и он протянул мне бутылку янтарного цвета, с вином неплохого качества, но моя беда заключалась в том, что уксусом он его разбавлять, как не умел, так и не научился разбавлять до сих пор. Подозреваю также, что это вино совсем не фалернское, но меня этот обман вполне устраивает, ведь не могу же я, истинный римлянин, не пить совсем? Кстати, хлеб и виноград здесь, превзошли римские.
Моё знакомство с жителями оказалось достаточно приятным, многие из них люди достойного образования и манер. Но, например, господин, употребивший слово «спёрли» во время моего присутствия за Барной стойкой, а также, по моему адресу, показался мне варваром. На моё резонное замечание о том, что это слово недопустимо и бранно, другой господин, Сэр Morgoth, высказал мысль о том, что это один из видов развития языка. Не оспаривая его позиции, считаю своим долгом заметить, что не всякое обращение допустимо, поэтому существуют языковые стереотипы, употребляемые в конкретных типах обществ. И благородный всадник заслуживает обращения, подобающего благородному всаднику.
Ровно в такой же шок, меня повергает господин, имя которого не заслуживает быть названным на поверхности этого манускрипта. Он набросился на меня со своими убеждениями и взглядами о Риме, пытаясь доказать, что его падение вызвано конкретными личностями его руководства. Потом он стал рассказывать мне о походе за гробом Господним. Во второй нашей встрече он вновь обратился ко мне, но, получив лишь равнодушие и моё откровенное заявление о том, что он кажется мне смешным, он перешёл к довольно-таки грубым заявлениям, которые не перешли в оскорбление, благодаря моей и его благоразумности. Этого господина некоторые считают философом. Как, например, Сэр d’Artagnan, которому моё мнение по поводу этой мрачной личности не понравилось. Видимо, этот «философ», считает себя очень остроумным, к тому же он выдвигает себя и на поэтическом поприще, но мой взгляд ничего, кроме бестолкового и напыщенного самомнения, а также потуг на знание человека не увидел. Правда, хочу добавить, что это мнение субъективно, и не может считаться превалирующим, тем более, я не стремлюсь навязывать его читателю. Он даже назвал себя «Time Warp Roman». Теперь я жалею, что посоветовал ему вползти в то искривление, из которого он выполз, тем самым, признав за ним право, называться «римлянином». Видимо, он имел в виду своё румынское подданство (простите за отступление).

Ну, и, конечно же, случай с внезапным самоубийством Леди и одного «мушкетёра». Благо. Все они воскресли так же, как застрелились. Я яду выпить не успел, хотя по выражению современника: «Травится надо во время фарса».
К тому же, и я сам ввязался в несколько сомнительных мероприятий. Так, я взялся за разрешение возникшего спора по пустяковому вопросу между многоуважаемыми всадниками Alioth и Dassenfeg, о чём можно узнать подробно в Комиции Посетителей.
Но гораздо более серьёзно было то, что я совершенно безо всяких на то оснований, кроме как от моей большой любви к Риму, я ввязался в его повествование, правда, с фактическим материалом. Но, Хвала Богам, претор быстро вразумил меня, и теперь я сожалею, что поступил именно так.
Вообще же, меня более всего заинтересовала Комиция Хронографа (Летописца), служащая одновременно и основным скрипторием Анаэлиха. Я внимательно изучил многие произведения авторов современных и прошлого времени, многие из них не произвели на меня должного впечатления, но были и те, которые могли бы стать украшением даже римской литературы. Особенно меня восхитила поэтическая мысль. Поэтому я выступил со смелым воззванием к тем, кто создаёт поэзию по велению Богов, чтобы они выступили со своими сотворениями по поводу весны. Ответили немногие, но всех я приветствовал стоячей овацией. Даже уже означенного выше господина, который выступил с чем-то… качественно новым по мировосприятию. С другой стороны, Сэр Dassenfeg подарил мне свою замечательную оду, посвящённую Вечному городу. С его ведома, я привожу её здесь, чтобы и Вы могли усладить ей свой слух. Лучше всего читать её быстро и стремительно, но восторженно и с некоторым пафосом:

О, ты, что только звездами не правил!
Создатель, созидатель новых правил,
Великолепный Рим, пристанище Богов,
Оплот для первых, и угроза для врагов,
Величием своим и силой слога.
Куда ещё вела мощёная дорога,
Как не к тебе! И сколь твой Легион,
Заставив, склонил народов на поклон.
Ты одолел их всех… Народ восславил,
Затмив Олимп, свой трон поставил,
Над миром, и римских звук цепей,
ОТ галлов леса, до Арабии степей,
Гремел. А может быть и будет?
И кто от сна тебя пробудит,
Империя. О, сколько славных дел!
А запах мёртвых, трупов-тел,
Твои рабы с рабынями омоют,
И арки, базилики смело скроют,
Его. И маршем быстрым манипул,
Ты покоришь весь мир. Трибун,
На Форуме тобой Великий правит,
Таков закон. И Консула заставят,
В честь Рима игры на Арене дать.

Как видите, я не ошибся в своём выборе, также как и не ошибся сам поэт (это тоже только моё мнение).

На этом, моё повествование пока прервётся, хотя я и так не стал выкладывать все подробности моей жизни здесь. Более ничего интересного со мной пока не произошло, но я надеюсь, что ещё произойдёт далее. Так как в Рим мне причин возвращаться нет, думаю всё моё имущество там уже разделено моей семьёй и патроном, так что – виват Анаэлих!

То, что было начато одним, да будет закончено другим!
Странная магическая метаморфоза...

Ныне призраки уже не те, что были раньше... Никак успокоение не настигнет, и не даст уже отдохнуть И они всё бродят и бродят по Таверне

Так и хочется сказать:

Ещё один исчез, причина неизвестна...
Слетев с небес... Что можно пожелать?
Как можно дальше воевать!

Но пока ещё рано...