"Змея на лезвии"( проба пера в рассказах такого типа)

Действие происходит  после третей части игры, некоторые события забыты и утеряны, но так как всё рассказывает пьяный старик, которому на свете осталось жить один день, придется простить простонародность описания и неточности.


О, вы говорите, что много слыхали о битвах! И вы всегда побеждали? Да…. Большое дело победить, когда за твоей спиной стоят непобедимые легионы, а в руках твоих великий клинок Ада, который был выкован много тысяч лет назад и закалён в адском пламени. А победить, когда ты один, изнурённый голодом и жаждой в осаждённом замке? Когда гарнизон, состоящий из неподготовленной черни не знает, каким концом надевать шлем? Когда ты стоишь на залитой кровью стене, не зная, с какой  стороны, придёт смерть, так как замок окружён? Конечно, вы побеждали и в таких битвах. Всё может быть, но знаете ли вы случай, когда замок был спасён одним человеком, да одним человеком, хотя нет, это был не человек, это был герой! Достойный звания героя в тысячу раз больше, чем эта слизь, которая протирает штаны о лавки в таверне и бахвалится о своих подвигах за кружкой горячего эля, не видя даже крови врага на своём мече. Они не знают тех, кто пьёт лишь кровь, которая осталась на лезвие, при чём пьют не вампиры, а люди! Да, люди, они могут утолить свою жажду лишь таким напитком  благородного воина. Кровь! Она у всех разная и твой меч впитывает в себя всю силу твоих соперников, ныне покоящихся на дне морском. Это я скажу тебе как пират, да как пират! Пират, чья щека отмечена алым клеймом, пират, которого вздёрнут завтра на эшафоте. А ты, ты…да сейчас мы равны, мы оба сидим тут в этой вонючей тюрьме, прикованные к проклятому бревну, которое отполировано руками убийц, висельников, воров и героев. Истинных героев. Здесь был и он, тот человек, что отговорил Аскирра Ужасного, носящего отныне имя Чёрного Дракона от соженния столицы Эрафийского царства. Тебе интересно про это послушать? Да…
   Когда Тархнум завоевал все земли и отошёл в мир иной, чтобы опять воскреснуть в качестве раба богов, Эрафийское королевство процветало. Много крови пролилось и много столетий прошло до сегодняшнего дня, но как видишь, мы и я пока живы, хотя завтра меня точно не будет на этом свете. Ну, так вот, среди великих воинов степи, наконец, появился тот, кто превзошел всех, некому не известный воин Шива, это имя носили все сыновья и дочери великой Шивы, которая тысячу лет назад впервые завоевала Болотное царство. Их род не прервался и теперь. Этот Шива был сильным, тонким и умным мальчуганом с короткими волосами и женскими чертами лица, которые перешли к нему с именем прабабушки и матери. Он был рыжеволос и смел как волк, на котором скачут неумолимые всадники степей. Шива не отличался воинскими способностями, но его умение дипломата, столь не свойственное варварам смогло победить всех багатуров. Он был хитёр, как змея, что ползает по джунглям Таталии и вцепляется в любого, кто наступает на неё. С помощью острого ума он смог убедить верховного хана, повернуть свои войска на северо-запад, в Дикие земли, но оттуда внезапно напасть на Эрафию. На самую могущественную державу в мире. Манёвр удался, и  вскоре перед Шивой склонились все владыки Эрафии. Они были посажены на цепь возле его трона и дрались из-за корки хлеба. Варвары стали самыми великими людьми. Картины, статуи, храмы, всё было разграблено и сметено ордой. Пьяная братия прошлась по цветущему королевству и выжгла всё что смогла. Но беду как всегда принесла женщина. Шива, который был уже независим от хана, должен был утвердить свою власть, женившись на дочери короля Эрафии, дабы стать принцем, а затем новым королём. Он не хотел. Но его заставили. И всё бы было хорошо, если бы не всплыло то, что оказывается король степи и половины мира – женщина! Шива была женщиной, которая упрямо скрывала свой пол. Начались массовый восстания и великий король, тьфу, королева была сброшена с трона прямо в яму с бешеными псами. Так кончила жизнь великая Шива. Но всё-таки варвары сумели сохранить власть и мудрый Тросаг, огр сел на трон, дабы вершить суд на всем миром. Его руками были орды, стоял он на телах королей, но трупы неудобное ложе и поэтому история была переписана заново. От ныне варвары являлись не завоевателями, а теми, кто просто вернул себе захваченные королём Эрафийским земли…ик…тихо! Стражник идёт….

Рассказчик, седой старик потянулся и зевнул, он возлежал на жёстком тюремном ложе и его избитые кости ужасно болели. Также в тёмной камере сидел юноша с лицом, завёрнутым в тряпки, который внимательно слушал старика и кивал ему. Тяжёлые сапоги стражника мерно стучали по грязному полу, а двое узников молчали, опустив в землю взгляд. Когда страж удалился, старик спросил: «Рассказывать дальше»?

Продолжение следует, пишу маленькими отрывками, как вы видите....

Брат мой Орк. мне понравилось! Я думаю тебе можно писать сценарии для фильмов! Так держать!

Спасибо. Я не ожидал, что понравится. Честно!

Юноша согласно кивнул, и старик продолжил, с внезапной лаской:
- Мой мальчик, скоро рассвет, скоро меня не будет на этом свете, и прости меня за то, что я не поделился с тобой своей мудростью, ранее, я стар, и я чувствую, что не доживу до первых солнечных лучей, но я покажу тебе последнее, то, что ты должен знать, - старик бессвязно забормотал, какую-то чушь, - Кррр, иди туда, где свет… туда, но не смей… я …. иди к тьме, затаись и умри….
Юноша без вольно вздохнул и закрыл глаза, его обволакивал туман, парень попытался  сопротивляться, но тихий говор старика завораживал, юноша больше не мог бороться со сном. Он падал в молчаливую бездну…

Он лежал лицом вниз, на холодной и мокрой земле, его сильно вдавило в землю, и почва покорно продавилась под ним. Где-то вдали заухал филин, жутко и не добро и по телу юношу прошла мелкая дрожь, что-то влажное упало ему на затылок, и парень сжался в комок, ему хотелось слиться с  землею и растворится в ней. Земля успокаивала. Он открыл глаза и тут же закрыл их вновь. Всё вокруг было огромным, огромные деревья, их величавые стволы ввергали в трепет, огромные зелёные кроны над головой, были крышей мира, а небо, тёмное небо было покрыто россыпью ярких звёзд, переливающихся различными цветами, от пурпурного к жёлтому, от жёлтого к зелёному. Такое небо могло быть только, там где не было людей. Юноша поднял голову и с удивлением понял, что вместе с головой, вверх поднимается его скользкое и упругое тело. Змеиное тело. Леденящий душу крик вырвался из раскрытого рта, но вместо звука рвущего барабанные перепонки наружу вылетело лишь шипение. И тут не почувствовав своих рук и ног, мальчик понял, что он стал змеёй.  Но это больше не беспокоило его, лишь чувство, неприятно ощущение, - он не назвал бы это страхом, однако это было весьма к этому близко, - ощущение безысходности, но всё же сладкое чувство свободы, которое затмевало разум и взбадривало душу. На него словно вылило поток холодной дождевой воды, когда вокруг царила страшная духота. Юноша шевельнул своим новым телом, и оно покорно послушалось его, увлекая в дебри высокой и густой травы. Деревья. Большущие, чёрные, с искривлёнными, покрытыми мхом стволами не пугали его, наоборот, они вдохновляли. Такое чувство можно почувствовать лишь тот, кто после долгой разлуки возвращался домой. И этот лес был ему домом, лишь этот лес. Вокруг было множество запахов, они влекли его по правильному пути, он не слушал свои новые, зоркие глаза, запахи и звуки раскрывали ему куда большее. Больше всего здесь пахло прелостями и корицей, странное, терпкое, но до боли знакомое сочетание, оно сразу запоминалось и избавится от него, не представлялось возможным. Ещё здесь пахло мокрой землёй и почему-то золой, запахом пожара и пепелища. На небе, в своеобразном лазу из могучих ветвей деревьев, который оплетали более мелкие и цепкие ветви, показались две красные и яркие луны, третьей не было видно, наверное, она освещала лес с другой стороны. «Освещала лес», всё словно было создано, лишь для этого леса, всё подчинялось природе, вокруг не было не одного живого человека, была лишь дикая, неизведанная природа.
   Луны всходили всё выше. Одна из них скрылась за малиновым облаком, и на миг стало темнее, свет же другой отчётливее заскользил по чёрным ветвям. Юноша же полз дальше. Наслаждаясь дурманящими прикосновениями земли. Запахи и звуки пропали. Он остался один с лесом, впуская в измученный разум тенистые сумерки. Душа его преобразилась и расширилась, она стала похожа на огромную сеть, которая чувствовало любое резкий всплеск мыслей, всех обитателей леса, его зрении раздвоилось, расстроилось, но везде он видел лишь тьму, так как лес спал.
Внезапно, юноша почувствовал, что кто-то находится прямо рядом с ним, он остановился и прислушался. Тоненький писк. Здесь мышь. Мать четырёх мышат устроила себе нору, мальчик пополз дальше, жадно алча крови. Это было звериное, змеиное чувство, но он не мог бороться с ним. Змея вонзила свои ядовитые клыки в горячую плоть мыши, а юноша при этом страшно сопротивлялся, он закрыл глаза и разжал зубы, но всё было кончено. Тело мышки лежало на песке, а четверо полумёртвых от страха мышат скорчились у его могучего тела, оплакивая мать…

Что я наделал? – вихрем пронесся этот вопрос по застывшей тишине джунглей, - Что ты наделал! – эхом отдалось в его звенящей голове.
Мальчишка настороженно приподнял свою змеиные глаза и с волнением осмотрел сгущающуюся вокруг него тьму. Всё мерцало в пурпурно-кровавых красках, повсюду был тот самый запах гари, запах смерти. Эти дуновения лесного ветерка опять шевелили его звериную душу…
Шёпот. Чей-то нежный и таинственный шёпот. Он успокивал и внушал надежду. "Жизнь - мелодия богов, не надо их злить и они будут играть вечно". Слова улетали прочь, словно листья, подхваченные порывом жгучего ветра. Пряный, чуть горьковатый запах остролиста ударил в ноздри, развеевая нахлынувшие на душу грёзы.
- Змея, змея, она убила маму, убила маму, - вдруг застучало в его мозгу и будь он сейчас человеком, он бы стал кататься по земле, терзая мокрую лесную траву, кусая чернильный торф и скуля, как бешеный волк. Он некого не убивал!
- Я некого не убивал! – его слова лезвием сабли рассекли воздух. К кому он обращался? К земляным мышам? – Вашу мать убила змея, а не я!
Он не ждал ответа. Мыши не наделены разумом, они способны лишь красться по ночной тишине, высматривая обронённые птицами семечки и ягоды. Высматривая падаль, такую же, как и они сами.
Мыши – еда, пища для хищников, пища для змей. Но почему же и я ощутил такой лютый голод, когда увидел мышат, спросил себя юноша. Я же принадлежу к человеческому роду! И тут же мальчик ответил себе сам, - я больше не человек, я змея...моя кровь, как лёд, а моя упругая сила живёт, и будет жить во мне вечно, до самой моей смерти...
Его шипение рассеяло сгустившуюся тишину и подчеркнуло царящий вокруг мрак и ужас ночи. Именно в такой темноте, все звуки сливаются в один, они сливаются в вой охотника и стон жертвы. Кровь добычи, будоражит сердце, и когда плоть врага касается твоих губ, твоя душа начинает звенеть, как натянутая тетива.
- Убей, нас. Мы всё равно не сможем больше жить, - тоненький писк мышей таинственно сгущался и преобразовывался в симфонию мольбы и преклонения. Пасть юноши открылась, и раздвоенный язык с шелестом потянулся к осиротевшим мышатам. Как я голоден, как я голоден…
Но они так малы, он не сможет! Он не змея. Он человек! Поэтому он не...
- Как я голоден…- он содрогнулся, услышав собственный голос.
Что-то шершавое ласкалось об его чешуйки, песок? Нет, это лишь бронзовый ворох сухих листьев. Их так легко растереть в пыль, но невозможно превратить во что-то крепкое и единое. Так же, как легко можно превратить человека в зверя, а наоборот…эх…
Лишь эти жалкие обрывки мыслей заставляли омертвевшие чувства жалости проснуться, лишь сухие останки деревьев, ласкающие его чешую, воскрешали наполовину умершую человеческую частичку души у оборотня по неволе. Эх…
Раньше он мог смело сказать, что некогда не свершал подлых поступков. И даже взламывая ржавые замки в портовых складах, он знал, что не подло ворует, а лишь берёт необходимое. Его мать, страдавшая от гнилостной чумной лихорадки, нуждалась в здоровой пище. Конечно, он, как заботливый сын усердно работал в местном трактире, целый день, бегая по притонам и публичным домам, разыскивая нужных девиц для богатых клиентов, но если кто и был рад такой работе, так только не он. Паран, так звали мальчика, некогда не гнушался чисткой помойных ям и уборкой в хлеву, но такая работа, его просто раздражала. Разве можно работать, лишая человека чести? Сколько раз ему приходилось вести хозяину, - молоденькую девственницу, всё время ожидавшую чуда и спасения. Сколько раз эти девушки превращались в женщин прямо на его глазах? Видимо посетителей забавлял, мальчишка на похабных побегушках, но всё-таки, есть же понятие честь…
Вы скажете, что может знать о чести грязный уличный шалопай? Ха! Он гораздо благороднее всех этих напыщенных, развратных вельмож Эрафии, погрязших в вине и богохульстве не хуже идолопоклонников с выжженных огнём земель. Благородство определяет не голубая кровь, - а поступки и ещё раз поступки!
Почему же Паран не работал мусорщиком или посыльным? А кто возьмёт на городскую работу худого, голодного облезлого волчонка, полудикаря, таталийца с больной матерью и безграмотной речью? Кто?
Лишь поэтому Паран стал на путь вора. И именно поэтому он попал в тюрьму, в камеру к тому старому морскому разбойнику.
Волна воспоминаний окатила его с ног до головы, и внезапно его змеиные губы произнесли странные, но удивительно обнадёживающее слова:
- Живите, вы сможете выжить.
Мышата вздрогнули, а импульс змеиной любви из мозга, пресмыкающегося неумолимым порывом, влетел в оледеневшие души всех многочисленных змей этих джунглей:
- Не убивайте этих детей. Они вырастут и станут вкуснее и больше…

Сизые клубы дыма ползли в джунгли, от маленькой деревушки, на которую наткнулся Паран под утро. Точнее не от деревушки, а то пепелища, засыпанного зеленоватой золой. Красноватые угольки ещё продолжали тлеть на серебристом пепле, оставшемся от большой хижины, видимо принадлежащей деревенскому старосте. Наверное, недавно здесь побывали бандиты или солдаты, а может какие-нибудь неизвестные варварские племена, болотных тварей, решили поживиться маленькими, сельскими богатствами.
Змея, повинуясь своим новым инстинктам, поползла не по середине выжженной улицы, а вдоль чёрных, раздробленных руин домов, стараясь слиться с чернеющей тьмой земли и затеряться в осколках, разбитой глиняной посуды. Трава вокруг, была опалена и слегка дымилась, её терпкий запах, тут же напомнил мальчику о родном доме в городе, где он часто сидел с матерью напротив чадящей сковородки, в которой жарились морские, солёные водоросли. Вкусная еда, если больше нечего, есть, вздохнув, подумал мальчик.
С тоской, вспомнив о своей больной матери, Паран, приостановился. Интересно, как она там? Мальчику было страшно подумать, что могло с ней случится в дни его отсутствия. Раньше, она заботилась о нём, а вот пришёл и его черёд, платить долг родства. Нет, конечно, Паран любил её, больше всего на свете, так как она была единственной святыней для него и единственным другом. Немного грубоватая и развязная, она была в тоже время ласковой и заботливой. С лёгкостью, спуская с лестницы ненужных любовников, матушка в те же мгновения нежно укрывала своего единственного сына рваным одеялом, заворачивая его в конвертик и улыбаясь в самые трагические минуты их жизни.
Борясь с нахлынувшим, на него чувством жалости, чтобы не расплакаться, мальчик зажмурил глаза и тут же вспомнил, что змеи не плачут. Со свистом вздохнув, юноша пополз дальше и внезапно увидел, человека сидевшего на корточках, возле деревенского колодца.
* * *
Губы этого человека, были крепко сжаты, а на глазах не застыло не одной слезинки, но мальчик заметил, как страдает душа этого одинокого странника. Точно так же, как страдала ранее душа самого Парана. Душу странника съедала губительная жалость и тоска, которая мешает сосредоточиться в самый ответственный момент, простой человеческий взгляд некогда бы не увидел этого, но взгляд змеи улавливал самые мельчайшие частицы чувства. Страх и ненавсить жертвы. Звери чувствуют всё это, так же, как и запахи пищи...
Но что-то настораживало. Всё было слишком тихим и гладким. Змея взглянула на путешественника ещё раз.
Точеный профиль, медвяные волосы, широкие, лунные глаза, всё выдавало в этом путнике, - женщину. Но почему её лицо пронизано такой глубокой печалью? И куда направлены её сухие, но слегка дрожащие глаза? Женщины не должны грустить. Их лица, гораздо красивее, когда на губах блестит спокойная улыбка.
Змея проскользнула в щель между двумя балками, дабы оставаться незамеченной, но в тоже время увидеть, то место, куда был направлен страдальческий взгляд молчаливой девы. Ветер, до сих пор доносил до него, какие-то странные, слишком острые запахи, но Паран, так и не смог понять их сущность. Запахи металла, вытащенного из печи, запахи не свойственные природе...
Высунув чешуйчатую голову из своей засады, юноша увидел то, от чего все его чувства затрепетали, словно оперение выпущенной стрелы.
Поляна. Васильки на ней печально склонили головы, покорно ожидая своей гибели. На поляне происходила схватка. Два человека рубились на мечах не в шутку, а на смерть, срубая клинками стебли одуванчиков и окрашивая траву кроваво-белым соком...
Первый был высок, длинноволос, на его лице застыла дьявольская улыбка. Время от времени, он словно надсмехаясь над своим противником, слизывал кровь в лезвия своего одноручного меча. У второго смуглого и кучерявого воина, ситуация была сложнее, его бронзовые, загорелые руки сжимали рапиру, которую он держал неумело, словно некогда не встречался с этим грациозным оружием.
Длинноволосый воин сделал выпад, отгоняя задорно блестевшим остриём меча, от себя своего противника. Тот неуклюже парировал удар и пошёл в контратаку, но шансы были неравны.
Широкое лезвие одноручного меча со всхлипом рассекло воздух и вошло в грудь второго фехтовальщика. Смуглый воин, рухнул на колени, выронив свой жалкий клинок. Гримаса сосредоточенности сменилась удивлением, он попытался выдернуть меч из груди, судорожно глотая воздух. Его взгляд сфокусировался на лице противника, а затем глаза остекленели и безвольное тело упало на помятую траву. Всё было кончено. Смерть накрыло смуглолицего своим покрывалом...

- Арэтос! – вскрикнула девушка и из её глаз жемчужными бусинами брызнули слёзы, - Арэтос, ты, ты же мог погубить себя!
Она налетела на высокого воина и прижала его к себе, словно пытаясь слиться с ним в одно, сейчас на её лице переливалась масса чувств. Страх за близкого человека, радость за удачный исход поединка и какая-то непреодолимая тоска, спрятанная в самую глубь души.
Дуэлянт, названный Арэтосом, хмыкнул и надменно похлопал её по плечу. Словно ему было не до её переживаний, словно он хотел показать ей своё презрение и наступить на хрупкую гордость девушки.
- Я убил его для тебя, - шелковым голосом прошелестел он, - И я убью и второго выродка этого семейства, уж поверь мне.
Она резко отстранила его от себя и с отвращением проговорила:
- Я не нуждаюсь в твоих подарках. Даже шкура волка, подаренная болотной тварью, для меня приятнее, чем твои дары, - девушка с ненавистью посмотрела в лицо Арэтоса, - Я волнуюсь за тебя лишь потому, что ты моя названный брат, а не потому, что нуждаюсь в ещё одном любовнике.
Арэтос, сжал кулаки, и, нагнувшись, выдернул меч из окровавленного тела. Его сестра отскочила в сторону и с ужасом и ложным непониманием взглянула на блестящее в темноте лезвие. Воин задумчиво повертел меч в руках. Как он ненавидел её, как ему хотелось её убить в такие моменты. Но всё-таки, как она ему нравиться…
Не вытирая клинок, он погрузил его в ножны.
Всплеск ярости, опять разогрел его душу, дуэлянт вытер солёный пот с раскрасневшегося лица и потянулся к фляге висевшей у него на поясе. Его сильные пальцы с силой дёрнули крышку, сорвав резьбу и чертыхаясь, воин поднёс фляжку к своим дрожащим губам. Тепловатая жидкость, цветом похожая на кровь, омыла его пересохший рот, и он почувствовал, как всё его тело расслабляется и обвисает, как мех с водой. Как хорошо, подумал Аэртос, устало.
Вдруг его ухо уловило, какой-то инородный предутренней тишине, шорох. Шелест крыльев? Нет, скорее звон кольчуги…
Воин встрепенулся и сжал рукоятку меча. Он не был уверен, что тот паршивый туземец не притащил с собой дюжину человек, которые всё это время поджидали в засаде, ожидая конца поединка. Но почему же они не напали на него, сразу после финала?
Стараясь не задумываться над лишним, дуэлянт посмотрел туда, откуда шёл звук. Это была наполовину развалившаяся, жалкая хижина. Интересно, как туда смог поместиться человек? Или даже болотная тварь…
Тихо, словно поднялось ведро из колодца, его меч на половину выскользнул из ножен. Негромкий скрежет не должен был привлечь внимания. Ещё несколько секунд не двигаясь, выживший дуэлянт, вдруг со скоростью обезумевшей росомахи прыгнул туда, откуда слышался шум, выставляя вперёд задорно блестевший меч.
Его клинок прижал к мокрой земле, что-то упругое. Ха, это всего лишь змея, причём ещё живая. Она извивается от боли, её глаза блестят, а раздвоенный язык, скорее всего, произносит самые страшные проклятие. Змеи, очень похожи на жителей болота. Убивать их также трудно, но приятно. Думая, как бы получше прихлопнуть ползучего гада, Арэтос на миг забылся и очнулся от своих мыслей, лишь почувствовав, как в его шею упёрлось что-то острое и тонкое, как жало шершня. Ну сейчас его клинк опять порезвиться вволю!
- Довольно крови, брат. Оставь эту змею, - прошептал женский голос и он, понимая, что сзади стоит его сестра, сразу сник.
- Эта змея ядовита и опасна. Убив, её я спасаю тысячу ни в чём неповинных птенцов, выпавших из гнезда, - Арэтос сделал акцент на жалость сестры, к более мирным созданиям. Змей же он просто ненавидел, боялся и ненавидел.
- Я хочу её к себе в террариум, - капризно топнула ножкой девушка, - И знаешь, мне кажется, что эта змея, какая-та необычная. В её глазах свеситься благодарность и разум…
- Тем хуже для неё. Я не люблю змей, но ещё более не люблю змей в человеческом обличии, - проскрипел дуэлянт, - Хорошо, мы возьмём её…
Как ему надоело это прогнившее место, где уже в каждой змее видишь болотного изгоя!
Плюнув и растерев сапогом слюну, он рассерженно взревел на весь лес:
- Но если эта змея съест тебя, я не повезу твоему отцу твой труп! Я брошу его в болото, о дьявол, как мне всё это надоело!

Удар был настолько силён, что он чуть не потерял сознание. Паран, замечтался, и, потеряв бдительность, стал добычей этих двуногих хищников. Что они сделают с ним? Убьют или съедят…
- Стоп! – сказал он сам себе. Они не хищники, они люди, в них его истинная кровь. Кровь хищника? Нет! Маленький мозг змеи буквально разваливался, не в силах хранить столь значительный объём информации. Надо успокоиться.
Лишь у людей есть понятие – мораль. Лишь, они способны на жалость. Но в тоже время лишь они способны на жесткость! Ведь он тоже сохранил жизнь мышатам, хотя до этого просто так убил их мать. Люди – загадочные звери, и Паран, чувствовал, что с каждой секундой он всё больше не понимает их и самого себя.
Но всё-таки, почему девушка решила пощадить его? Неужели она смогла почувствовать искорку разума, бьющуюся в его теле? Или она поступила, так ради выгоды? Какой?
Вопросы, обволакивали его туманным облаком, ему опять хотелось слиться с землёю и раствориться в сером мху. Легче быть лишённым разума, легче быть просто глупой змеёй…
Узкая полоска серебристого света проклюнулась на красном, как кровь небе. Яркая палитра красок небес оказалась размытой в этой гамме света и тьмы. Словно чья-то рука продиралась сквозь облитую чернилами бумагу, сдирая всё на своём пути. Лучи солнца осветили спящие джунгли, канавы, наполненные гнилой водой, малахитовые листья пальм, изумрудный покров травы. Радуясь солнышку, маленькая птичка ласково пропела какую-то нежную трель, и после этого крошечного звука радости, раздался трубный рёв летуна, - ящера с костистыми крыльями. Все джунгли гремели, и будут греметь всё утро, извещая, что Солнце Джана, богиня любви и света и проснулась в великолепном настроении.
Шею Парана, кто-то сильно сжал, а затем с опаской положил в небольшой безводный аквариум из сахарного стекла. Бок кто-то тёр и массировал, и жгучая боль сменялась прохладной волной облегчения. Веки змеи сомкнулись, и последней её мыслей было: «Змеи, не спят»…

Мальчик проснулся и открыл глаза. Он был в тёмной, красноватой комнате. Тюрьма! А, всё, что произошло с ним, - это был всего лишь сон навеянной россказнями старика, которого, наверное, уже скоро заберут из камеры, дабы сначала выпороть, а затем повесить. Эх, публичные казни необходимый атрибут каждой тюрьмы, а жаль. Старик, - хороший дед, да и сон был интересным. Не каждый день бываешь в тебе змеи, да ещё и так хорошо чувствуешь её эмоции…
Хоть и настроение Парана было приподнятым, он с удивлением обнаружил, что его виски, словно скрутил чугунный обруч. Может быть, он выпил вчера что-нибудь, что дал ему старик? Не похоже. Но нужно всё-таки спросить у старого, да и подбодрить пирата не мешает…
Мальчик протёр глаза и скривился от ужасной боли в боку. Его резкое движение, словно велело команду проснуться всему обессиленному тела. Мышцы рук заныли, а ноги заболели тупой, немного приятной болью, которую можно было перетерпеть.
Борясь с накатывающим беспокойством, Паран попытался поудобнее усесться на слишком мягком, и высоком матраце. Где же старик и почему здесь, так сухо и душно? Паран, принялся ощупывать свою дырявую рубаху, понимания, что если бы он проспал, старый пират, просто бы сунул ему монетку в карман или оставил ещё что-нибудь на память о знакомстве.
- Старик, ты здесь всё-таки или нет, - начал он, и задохнулся, нащупав шершавый волдырь на боку. Мальчик поднёс ладонь к своим слезящимся глазам и чуть не вырубился в Преисподнюю от удивления. Пальцы были покрыты белым порошком бинта и тёмно-зелёной кровью…
Юноша чувствовал, как дрожат его губы, как бьётся огненное сердце в его пылающей жаром груди, как волосы щекочут покрытый соль пота лоб. Тёмные пятна страха расселись и сгустились вновь, когда парень осознал, что он сидит в карете с очень вычурным интерьером, сидит на красном бархатном диване, а на полу лежат осколки разбившегося аквариума. Он спал, только проснулся он не в камере, а во сне…